19 июня в киевском Центре визуальной культуры состоялась встреча с российским художником Петром Павленским. Это первое выступление после освобождения 8 июня из-под стражи, где он находился в связи с делом о поджоге дверей центрального управления Федеральной службы безопасности в Москве в ходе акции «Угроза», которую Павленский провел в ноябре 2015 года.
Искусство руками власти.
«Где-то полтора года назад я был в Киеве и давал лекцию, которая называлась «Бюрократическая судорога и новая экономика политического искусства». Я говорил о том, что власть построила общество сегодня таким образом, что власть управляет обществом оставляя свои руки полностью свободными. Люди сами собой управляют, люди сами себе давно стали полицейскими, сами себе стали прокурорами, судьями, сами себе стали надсмотрщиками и на это чем-то нужно ответить находясь в такой ситуации, находясь в такой реальности. На это нужно ответить на мой взгляд тем, что если я как художник занимаюсь искусством, то я ставлю себе цель, заставлять власть работать на это искусство. Я делаю искусство руками власти. Я стремлюсь к тому, чтобы искусство не было никогда для власти, я никогда не позволю искусство сделать инструментом каким-то политическим, нужно это постоянно отстаивать, постоянно это отстаивать от власти, потому что власть всё стремится это инструментизировать. Инструментализировать искусство, инструментализировать религию, инструментализировать философию, всё что угодно, науку инструментализировать, психиатрию, всё что угодно — это стремление к власти. Это (стремление) нужно постоянно отстаивать, где бы ты не находился, кем бы ты ни был, это одна из первоочередных наших задач».
Самая лучшая видео документация.
«Я здесь сейчас покажу каким образом это работает, то что это неголословно. Могу сказать, что с 2012 года я занимаюсь политическим искусством и вот только сейчас, в 2016 у меня появилось самое лучшее видео, самая лучшая видео документация за все вот эти 4 года. Видео документация сделана целиком на камеры, на оборудование ФСБ и любезно предоставлено сотрудниками ФСБ, здесь нет никакой цветокоррекции, здесь нет монтажа… (Далее) покажу насколько хорошим может получаться искусство, которое просто мы заставляем власть делать, когда мы заставляем власть быть для общества или чтобы власть была для искусства».
Железный занавес как повторение прошлого.
«На мой взгляд с точки зрения искусства это видео закончено, оно сделано, сделано на оборудовании с помощью сотрудников ФСБ. Получить такое видео другой возможности просто не было бы. Много документалистов снимало какие-то акции, но никогда не было такого, это первое. Основной вопрос: Власть для народа или народ для власти? Естественно власть, тем более власть в России, она хочет чтобы народ был у власти. Я как часть народа заставляю власть быть властью для народа. Ещё один пример, это когда Лубянка заколотила себя железным занавесом, они посчитали, видимо, что это лучшая возможность как-то скрыть то что произошло. На самом деле они развили, они сделали высказывание, они его довели до конца… Путин естественно только находится наверху, это говорящая голова силовой структуры, которая на самом деле (структура) находится у власти, она удерживает власть над 146 миллионами человек. И эта власть сейчас, эта силовая структура ФСБ, она сейчас опять Россию и все территории, которые она пытается, действуя методом террора, методом непрерывного террора, подчинить себе, она сейчас опять пытается закрыть за железный занавес. Я не знаю, что они имели в виду, но они в очередной раз сработали на это высказывание, они сделали то, о чём я на самом деле не мог даже мечтать, что ФСБ, что Лубянка себя сама закроет железным занавесом. Смыслы которые стала нести Лубянка, это как раз смыслы политического искусства, они разоблачили сами себя».
243 — уничтожение и повреждение памятников культуры.
«Они обосновали себя как памятник культуры, только на основании того, что они уничтожали культуру. Чем ты больше уничтожил, тем ты более значимый памятник. Довольно парадоксальная ситуация, что после этого арестовывают меня, за, скажем так, небольшое повреждение лако-красочного слоя. Что сделали они сами гораздо более, с точки зрения высказывания, для меня по крайней мере, интересно и значимо, чем даже горящая дверь. Это искусство руками власти. Почему я говорю новая экономика?, при минимуме затрат, при минимуме потраченных сил, при освобождённых растратах, в том смысле, что я не работаю, я ничего не делаю, сами представители власти, как это происходило в акциях, они работают, становятся действующими лицами и они строят высказывания».
Манипуляции с помощью потребностей.
«Единственной неожиданностью для меня в тюрьме оказалось то, что политическим инструментом ничуть не менее, даже более значимым для власти являются потребности, власть как правило через представителей власти управляет людьми как раз использует политический инструмент, использует потребности. Т.е. что я увидел в тюрьме — за счёт чего людей подводят к чему-то плохому. Людей подводят к ломке личности, отказ от себя, от своей личности, от того кем человек был, ничто не позволяет ему оставаться тем кем человек был до тюрьмы или к чему он стремился. Ему не позволяют вот эти потребности, которыми пытается власть манипулировать. Какие это потребности? Это потребности немного выше базовых, это не еда конечно и сон, по крайней мере в московских тюрьмах, но это возможность иметь досуг или не иметь досуг. Для кого-то досуг это поиграть в нарды или домино, для кого досуг это посмотреть телевизор. Соответственно, если человек слушается, если человек идёт на компромисс, если человек готов выполнять какие-то указания, смысл приказов которых он не понимает, у него будет досуг. Если он будет отказываться, то возможно у него будут отбирать возможность иметь досуг. Это возможность подстричь ногти или зашить где-то одежду. Это возможность выходить на прогулку, вроде бы ерунда, но когда ты сидишь уже месяц, полтора, два и ты выходишь на прогулку, а ты можешь перестать выходить на прогулку просто потому, что ты отказываешься держать руки за спиной, хотя руки у тебя совершенно свободны, руки не скованны никакими наручниками. Или отказываешься в суде, допустим, поворачиваться лицом к стене, вообще непонятно для чего ты должен это делать или конвой начинает тебе приказывать куда ты должен смотреть, в какую сторону. И после этого, если ты отказываешься, скажем так, может оказаться, что человек может просидеть целый день на растяжке, но это одна из крайних мер, но скорее всего человек не сможет целый день пить чай, человека не будут выпускать в туалет долго. Это такие манипуляции с помощью потребностей с естественной возможностью освободиться немного раньше, так называемое условно-досрочное освобождение, это тоже очень большой рычаг манипуляции, который заставляет людей бояться попадать в карцер. Т.е. делает человека покорным, послушным, постепенно через вот эти компромиссы человек приучается к этому автоматизму, ему прививается этот автоматизм подчинение приказу и через это как раз человек ломается. Я раньше думал, до того как оказался в тюрьме, что основной инструмент это страх. Потребности не так очевидны».
Время — это тот единственный ресурс.
«Любое государство, воспринимает человека как производительную единицу, ему необходимо забрать время, забрать с избытком. Время — это тот единственный ресурс количественно исчисляемый у человека, который у него есть, государство его забирает и как раз существование этой машины есть тюрьма повседневности. Я могу сказать, например: во время осуществления акций, это те немногие моменты в моей жизни, когда я веду себя так, как будто свобода существует на самом деле. Непрерывный процесс столкновения человека и власти, это то чем является история человека, чем является жизнь каждого человека. Так же как и история искусства, это история столкновения человека и власти».
Суд, подкуп проституток, акция Свобода.
«Говоря о системе представлений на суде, это был Преображенский суд, я подкупил проституток, чтобы они пришли в суд и чтобы они увидев акцию Свобода, посмотрели как остальные свидетели, свидетели обвинения, все кто участвовали в этом процессе, чтобы они сказали своё мнение. Что очень важно в этом? Для меня было конечно очень большой неожиданностью, то что они оказались ко мне совсем нелояльные, я думал они будут хоть немного добрее. Именно в контексте суда, как они хотели репрезентировать свою позицию, как они хотели её показать, это как раз и оказалось очень важным, потому что это продемонстрировало полную равнозначность между судьями, прокурорами, свидетелями (директор уборочной компании, чиновники, уборщик, жильцы дома, школьный учитель). Как ни странно даже риторика, даже то как изъясняются, как говорили проститутки, не было никакой разницы, это совершенно идентично со словами, риторикой, способом артикуляции школьных учителей. Это говорит о том, что нет сейчас деления на социальные классы, страты, или что-то подобное. Общественный разлом происходит в другом месте, это как раз системы представления, это как раз то, что позволяет человеку определять свою жизнь потребностями или не позволяет. Судья, прокурор, надзор в тюрьмах и полиция, проститутки, школьные учителя, чиновники, они все одинаковы, безусловно их жизнь определена их потребностями, они хотят чуть получше кушать, они хотят там побольше, там получше. Они не могут отказаться и из этого исходит их политическая позиция, то как они думают, то как они говорят, то что они поддерживают. И тут это было показано, полная равнозначность, я уверен однозначно, что ни в коем случае нельзя пытаться проституток определять куда-то вниз к какой-то условной, вымышленной социальной иерархии, никакой там нет социальной иерархии, есть просто разные выборы профессий, разный выбор зарабатывания денег и разный выбор способов удовлетворения своих потребностей».
