Свою выставку «Касаюсь» (Щербенко Арт Центр, 2019) ты сравнивала с дневником. Мне кажется, вести дневник – ритуал ушедшего времени. У тебя есть личный дневник?
Я постоянно веду дневник, хоть и с большими перерывами. Для меня он важный инструмент общения с собой, выпускания лишнего пара, нахождения выхода из запутанных ситуаций, внутренних конфликтов. Дневник – для самых интимных мыслей. Он – поле для выгула внутренних чудовищ, в нем я задаю себе самые неудобные вопросы и признаюсь в том, в чем признаваться совсем не хочется.
Вторым дневником я считаю свой инстаграм – по принципу его заполнения. Мой дневник для визуальных размышлений и удивлений. Несмотря на то, что это социальная сеть, для меня инстаграм – вещь в себе. В нем я архивирую и «музеифицирую» жизнь в картинках: застывших и движущихся. Мое внимание постоянно ухватывает миллион деталей: колыхание юбки на ветру, ворона, клюющая мертвую птицу на трамвайных путях, красные вспышки трамваев Подола в пасмурную погоду, взгляды, движения, тени… Если кто-то хочет понять меня или почувствовать мой мир – там мои чистосердечные признания.
Недавно ты поделилась очень личной историей в Фейсбуке. Она о преодолении страха, о честности с собой и другими. Что тебя подтолкнуло рассказать о том, о чем ты молчала целый год?
Есть темы, о которых у нас не принято говорить: насилие, боль, разочарование, предательство, потери, болезнь. Создается иллюзия, будто их и вовсе не существует. Когда моя беременность «замерла», я чувствовала, что я такая одна. Ведь я никогда не слышала, чтобы это переживал кто-то из моих знакомых. Мне было стыдно, ведь «со мной что-то было не так, раз я не справилась…» Одиночество было тотальным. И только спустя много месяцев я узнала, насколько у большого количества женщин (в том числе среди моих знакомых) беременность не закончилась рождением ребенка.
Сегодня принято делится радостью и замалчивать все остальное. Создается иллюзия идеального общества неизменно сильных и счастливых людей, в котором никто не страдает, не теряет, никого не предают. Даже уставать не принято. Разве что кокетливо, ровно настолько, чтобы никто не поверил, что это всерьез. В результате, быть разным – неудобно и страшно: «таким меня не примут». Мы продолжаем скрывать часть своей жизни. И она так никогда и не начинается.
Мне было важно рассказать о том, что я пережила, чтобы примириться с собой. Как бы это странно не звучало, но этим почти ритуальным признанием я будто вернула себе себя и возможность близости с другими. Это ведь моя реальная жизнь, в которой я бываю счастливой, сильной и успешной, а еще слабой, раздраженной, разочарованной, депрессивной… Именно формула всех этих состояний и опытов делает меня той, кто я есть сегодня. Я убеждена, что открыто говорить о травмирующем опыте трудно и страшно, но крайне важно. Помнишь флешмоб #янебоюсьсказати и какой от него был резонанс, будто прорвало плотину? Мне верится, что общество от способности быть честным и выдерживать сложные разговоры, становится осознаннее и взрослее, эмпатичнее.
В своих работах ты тоже максимально искренняя. Насколько творчество терапевтично для тебя?
На мой взгляд искренность терапевтична сама по себе. Не только в искусстве, но и в жизни, с близкими, с собой. Тайны – вроде убийц. Особенно те, которые связаны с чувством вины или стыда. Они создают внутри зону отчуждения. Искренность – всегда доступное лекарство, которое возвращает этой зоне жизнь.
Что касается искусства, в нем любая фальшь сразу бросается в глаза. От автора требуется предельная честность – прежде всего с собой, потом – со зрителем. Мне кажется, в этом есть даже какое-то предназначение и право художника (режиссера, писателя…) быть чувствительным, восприимчивым, любопытным, пропускать все через себя и делиться прожитым со зрителем.
Есть какая-то грань в искусстве, которую ты не можешь переступить?
Есть, например – рисунок. Когда-то давно я очень любила рисовать. Рисовала сутками, везде и всегда. А потом словно что-то поломалось. Я могу рисовать, но чувствую себя зажатой и не получаю никакого удовольствия от процесса. Для меня в этом есть неприятная грань. И челлендж. В прошлом году я пошла на рисунок к удивительному художнику и преподавателю Анатолию Твердому и начала все сначала. Очень увлекательно заниматься чем-то, что вызывает столько физического и психологического сопротивления.
С видео дело совсем иначе – постоянное вдохновение и чувство свободы. Ограничивают разве что мои этические нормы и то, что лично для меня не приемлемо: унижение, жестокое обращение с животными, манипуляция фактами, пропаганда. Поскольку в искусстве я часто собираю и использую чужие истории, стараюсь работать с ними особенно бережно.
Как у тебя появилась идея работы с ксероксом как с медиа?
Меня постоянно спрашивали, как же я могу называть себя художницей, если я не создаю живописных работ. Постоянно звучит этот мозолистый вопрос: нужно ли художнику уметь рисовать? Я подумала, что могу поиграть с этим ярлыком и давлением. Своеобразный принцип айкидо – использовать силу противника.
Я решила придумать серию экспериментов с телом, в результате которых будут создаваться фигуративные изображения без традиционного рисования. Получился длинный список и одним из пунктов в нем был ксерокс. С него я и решила начать. В итоге вышел большой коллаж из десятка парящих тел (около 5 х 2,5 метра) и выставка с обманчивым названием «Цветы и птицы» (Port creative hub, 2017). Коллаж позже отобрали для выставки финалистов Non-stop media 2019. И что удивительно и смешно: чаще всего этот большой ксерокс называли в медиа и соцсетях именно картиной. Я все не могла в это поверить. Чувство было будто зритель вступил в игру.
Выходит, что ксерокс ближе к живописи, чем к фотографии?
Не думаю. Просто у нас очень путаются в простой терминологии. С другой стороны, здесь играет роль не так материал, как-то как художник с ним работает, как он оформлен, выставлен. Для меня эти работы — ближе к графике. В ксероксе для меня много поэзии и мифотворчества. Он деформирует тело и при этом дает крайне натуралистичное изображение. От него ничего не скроешь, все предельно честно: тело такое какое оно есть – с волосиками, складками, бугорками и шрамами. Машина «замечала» гораздо больше, чем мне хотелось, и гораздо больше, чем замечала я сама. При этом изображение мутирует и извращается. Процесс деконструкции продолжает сама техника коллажа. Из потаенного мира наружу выходят страшные сказки. Мне нравится это сотворчество с машиной. Я намеренно использовала ксероксы с дефектами, частично сломанные, старые. И потом коленки становились озерами, руки расплывались волнами, стараясь дотянуться до цветка, живот превращался в вазу.
Ксерокопировать себя значит превращать себя в объект, раскладывать свое тело на плоскости. Каково это – быть объектом?
Работая с перформансом, я очень ярко осознала тело как единственный инструмент, который принадлежит только мне. Тело – то, что у меня есть каждую минуту и часто все, что необходимо для создания произведения. Удивительно, насколько изменяется отношение к телу, когда оно становится объектом или инструментом искусства. Исчезает смущение, стыд. В искусстве все уместно. Я могу стесняться фотографироваться в купальнике на пляже, я стеснялась, когда мои друзья заходили в мастерскую, весь пол которой был завален ксерокопиями моего обнаженного тела. И при этом я ни разу не испытала смущения перед зрителями, когда готовая работа заняла свое место в выставочном зале. Хотя и ощущала будто я, клонированная в множество деформированных копий, стою обнаженная перед ними.
Расскажи, как ты ксерила себя!
Очень люблю работать с телом. Для в этом всегда есть преодоление, изучение и это возбуждает. А вот ксерить себя очень смешно и неудобно. В первый же день, в попытке сделать отпечаток бедра, стекло треснуло. Оказалось, несмотря на множество сцен секса на ксероксе в фильмах, в реальности ложиться и садиться на него — нельзя. В итоге, кроме замирания в идиотских скрюченных позах, я выстраивала кучу опорных конструкций, стараясь отпечатать тело целиком. Несмотря на все усилия, это также оказалось невозможной задачей, потому что свет и машина диктуют свои правила. В общем, от первого ксерокса до первого изображения тела на коллаже – долгая дорога азартных экспериментов. Никогда не знаю, что получится, постоянно открываю все новые и новые спецэффекты, экспериментирую с браками и дефектами и в результате, «леплю» тела из отпечатков тех частей, на которые они меньше всего похожи.
В твоих фото и видео много акцента на части тела, предметы. Иногда кажется, что ты специально подсматриваешь за людьми, снимаешь их. Это своего рода арт-вуайеризм.
Да, и я это не скрываю! Люди – самое интересное из того, что я видела. У меня какой-то гиперфокус на детали: мимика, движения, брови, губы, огромный разрез на юбке, через который просматривается более плотная часть колгот, шрам на руке, отсутствие пальца, рельеф волос, нервный тик, синяк на коленке… Я действительно специально подсматриваю за людьми и не только: за тенями, странными фасадами домов, рекламой, окнами, в которых зажигается свет и начинается «спектакль». Особенно я люблю движения, монотонные или даже почти незаметные: отбивание льда, нажатие на клавиши, облизывание мороженного. Лучшие из них – те, которые случаются почти неосознанно, будто кто-то задал программу в голове и отключился, а тело ее выполняет.
А еще интересны движения, сопутствующие сосредоточенному действию. Например, когда люди читают, одни подергивает мочку уха, другие – накручивают локон на палец, кто-то трясет ногой под столом. И совершенно это не замечают. А я не могу пропустить. Я не просто подсматриваю, я поглощаю эти образы, картинки, характеры, чтобы потом вплести их во что-то другое.
Если вдуматься, каждый художник – вуайерист и фетишист. У тебя есть какие-то фетиши?
Я обожаю снимать волосы – то как они движутся. Также руки, тени и отражения! Еще одна моя страсть – то, как люди едят. Желательно руками, облизывая пальцы. На видео получается живописно. Просто невероятный процесс. Да и все остальные манипуляции губами и ртом – у каждого неповторимые формы и движения. Еще орнаменты, например, тигрово-леопардовые и китч. Их стало так много, и вся эта пестрота мне очень нравится в кадре. Бегущие строки и странные надписи. Очень долгий список.
За животными ты тоже наблюдаешь?
Меня завораживает их пластика, рисунок тела, цвет кожи или шерсти. В животном мире все уместно и оправдано, ничего не происходит сверх меры. Сразу вспоминаю как Юваль Ной Харари в книге «Сапиенс» иронизирует о том, что человек совсем не являлся венцом эволюции, если брать во внимание скорость, силу, выносливость, подвижность, срок вынашивания и выращивания потомства, совершенно неконкурентный размер мозга по отношению к телу, который съедает еще и большую часть энергии. Общество животных – простое, честное и естественное. Как человек, который большую часть жизни пытался все держать под контролем, я им ужасно завидую.
В твоем проекте «Касаюсь» много героев (в том числе, и ты сама). Но он весь как будто бы об одной сущности – о теле как таковом, о его жизни и воплощениях. Как считаешь?
Думаю, в моих видео всегда ощущается наблюдающий и тот, за кем наблюдают. Это не множество героев, а скорее один, присутствие которого всегда ощущается. Свидетель. Может быть это я, а может быть зритель, а может быть кто-то другой за кадром или в кадре.
Наблюдение за миром внешних проявлений. Тело в моих видео действительно крайне абстрактно. Чаще я снимаю его либо частями, либо в движении. Снятое фрагментарно тело, как правило, теряет свою анатомию, свою целостность. Его части становятся самодостаточными, чем-то другим. Снятое в движении или в застывшей позе тело превращается для меня в иероглиф, в знак и также лишается плотности. То есть в обоих случаях, тело – не кости, мясо, вены и органы какого-то человека, а бесплотная фантазия, размышление, ассоциация.
Ты уничтожаешь человека. После просмотра твоих видео создается ощущение, что мира людей не существует. Все наши действия, которые суть наша реальность, наша жизнь, ничем не отличаются от суетящихся жуков, которых ты тоже засняла.
Таким жуком я чувствую себя постоянно. Ведь все, что мы делаем в размерах Вселенной – ничтожно, и при этом важно и огромно для нас самих. Искусство вообще – большая увлекательная фантазия, игра. Меня мучали все эти вопросы: зачем, какая цель и предназначение, в чем смысл, кому это нужно, если предположить, что кому-то, кроме меня, все-таки нужно. И я поняла, что универсальных ответов на эти вопросы (так же, как и на вопрос о смысле жизни) я не найду никогда. Я и не верю в их существование. А вот выбрать могу. И я выбрала процесс: процесс проживания и создания. А все возможные интерпретации и философские рассуждения – оставляю зрителю.
Автор: Светлана Богданец
Фотография: Алина Руда и Максим Белоусов
